Владимир Бабков "Как отличить хороший перевод от плохого"
Дорогие все,
а попробую-ка я ответить на
очень сложный, но вроде бы важный вопрос: как отличить хороший перевод от
плохого? Всем нам известно, что сетевые обсуждения любого отдельно взятого
перевода, да и переводов вообще, быстро перерождаются в горячие споры, холивары и прочие батлы. Так
можно ли говорить об этом разумно и продуктивно или все в конечном счете
сводится к объявлению городу и миру своего собственного более или менее
скромного мнения? Когда меня спрашивали о том, как надо оценивать перевод, я
отвечал, что это не всегда просто, но всегда возможно, однако прямого и общего
ответа не давал, потому что и сам его не знал (точнее, не умел сформулировать).
Тем не менее, я совершенно уверен, что не все здесь так уж зыбко, и сам готов
дать оценку любому конкретному переводу исходя из вполне объективных (по-моему)
соображений. В общем, мне стало ясно: пора наконец разобраться в этом как
следует.
Конечно, в двух словах на поставленный вопрос не
ответишь и одним постом не обойдешься. Так что их будет несколько – а сколько
именно, жизнь покажет. Сейчас план вырисовывается примерно такой:
1.
Предварительные
соображения и ограничения
2.
Что такое хороший
перевод?
3.
Распространенные
заблуждения
4.
Чего можно и нужно
требовать от переводчика, а чего нельзя
5.
Почему перевод должен
быть хорошо написан по-русски и что это значит
6.
Что можно сказать о
переводе, если вы не читали оригинал
7.
Как сравнивать
перевод с оригиналом
8.
Итоги
Ничего профессионально-специального в моих постах не
будет: они рассчитаны на благожелательно настроенных читателей, которые искренне
хотят разобраться в этой непростой теме, а не любой ценой настоять на своем. Я
не стану орать на весь фейсбук и кидаться тегами:
кому интересно, и так прочтет (а может, и поделится). И еще: надеюсь, вы
извините меня, если я больше не буду добавлять к каждой фразе уклончивые «мне
кажется (сдается, думается, представляется, мерещится), что…» и «по моему
скромному мнению…». Поскольку моя скромность общеизвестна, эти оговорки
мерещатся мне излишними.
Итак, поехали.
КАК ОТЛИЧИТЬ
ХОРОШИЙ ПЕРЕВОД ОТ ПЛОХОГО
1. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ СООБРАЖЕНИЯ И ОГРАНИЧЕНИЯ
Во-первых, речь пойдет исключительно о прозе. Перевод поэзии –
гораздо более туманная сфера, где гораздо больше субъективного. К тому же,
«адекватный» перевод поэзии в том смысле, в каком мы будем говорить об адекватности
перевода прозы, вообще невозможен (я ведь предупреждал, что не буду добавлять
«мне кажется»?). Ну и наконец, сам я стихи не перевожу, а значит, нечего мне о
них и рассуждать.
Во-вторых, я буду говорить в первую очередь о
переводе с английского на русский. Думаю, многое из сказанного подойдет к переводам и с других языков,
особенно европейских, а что не подойдет, будет ясно по ходу дела.
В-третьих, давайте пока исключим из рассмотрения
книги, очень далекие от нас или в хронологическом, или в культурном отношении,
- почему, станет понятно из дальнейшего.
В-четвертых, будем обсуждать худлит,
хотя многое, опять же, сгодится и для нон-фикшн, тем более что граница между
этими мирами довольно размытая.
Теперь, чтобы проиллюстрировать сложность стоящей перед
нами задачи, сформулирую два утверждения, справедливость которых доказана
жизнью:
1.
Для любого сколь
угодно плохого перевода найдется хотя бы один читатель, который скажет: «А мне
нравится!»
2.
Для любого сколь
угодно хорошего перевода найдется хотя бы один читатель, который скажет:
«Безобразие! Переводчик ничего не понял».
Это объясняется тем, что читатели, как и многое другое
на свете, подчиняются статистическому распределению по кривой Гаусса (мы еще не
раз вспомним о ней в дальнейшем). Тем, кто не знает, что это такое, советую про
нее почитать: очень полезно.
Примите во внимание и еще одну важную вещь: разговоры
о книгах вообще и о переводах в частности – это, как правило, разговоры людей,
очень неравнодушных к предмету. А чем сильнее эмоции собеседников, тем меньше в
их словах объективности и тем трудней их переубедить.
А теперь попробую перечислить основные причины, по
которым вы можете счесть конкретный перевод плохим или хорошим.
Причины, по которым перевод кажется вам плохим:
1.
Вам не понравился бы
и оригинал, если бы вы могли его прочесть
2.
Вам так нравится
автор, что вы считаете любой перевод недостойным его
3.
Вы знакомы с
переводчиком (или слышали о нем) и он вам не нравится
4.
Перевод действительно
плох
5.
Вы фрик.
Причины, по которым перевод кажется вам хорошим:
1.
Вам понравилось то,
что вышло у переводчика, хотя к оригиналу это может не иметь почти никакого
отношения
2.
Вы знакомы с
переводчиком и он вам нравится (или у вас есть общие знакомые, или вы слышали о
переводчике что-то хорошее, или читали интервью с ним, которое вам понравилось)
3.
Перевод и правда
хорош
4.
Вы фрик.
Вот и готов первый совет: если перевод вам понравился
(или нет), переберите в уме эти причины и подумайте, какая могла сыграть в
вашем случае.
А если вы фрик (то есть
находитесь в одном из хвостов Гауссовой кривой), не расстраивайтесь: во-первых,
у вас обязательно найдутся братья и сестры по духу и разуму, а быть членом
маленькой группы с особым мнением всегда приятно, а во-вторых, на свете есть
очень много книг (и в том числе переводов), написанных специально для вас.
2. ЧТО ТАКОЕ ХОРОШИЙ ПЕРЕВОД?
Нам нужно договориться, какой перевод называть
хорошим: без этого мы далеко не уедем. Но сначала позволю себе маленькое
отступление.
Дорогие критики! Математической строгости от моих
рассуждений не требуйте и не ждите. Ну ясно же, что мы тут не математикой
занимаемся. Без некоторых спрямлений, скруглений и
упрощений нам не обойтись, иначе нашим уделом станут полный релятивизм,
безысходность и кромешный мрак бессмысленных препирательств. Перечитайте первый
пункт, обратив особое внимание на слова «благожелательных» и «искренне», и
погодите холиварить, дайте сначала высказаться. Еще
раз напомню, что на абсолютную истину и знание смысла жизни я не претендую.
А теперь займемся делом. Подойдем к нашему вопросу
практически. Если спросить потенциальных читателей, какой перевод они хотят
получить, ответом будет что-нибудь вроде: «Копию оригинала, только на другом
языке». Это, конечно, загадочная вещь. Но ведь читателя не интересует книга как
метафизический объект – das Buch,
извините за выражение, an sich.
Ему важно, как она на него действует . Если мы заглянем в умную книжку, то прочтем, что перевод – это
максимально полное воссоздание оригинала на другом языке (упрощаю и сокращаю
определение из книги В.Модестова «Художественный
перевод: история, теория, практика»), и дальше: «Художественный [заменим это
слово на «хороший» - В.Б.] перевод должен максимально соответствовать оригиналу
по силе интеллектуального и эмоционального воздействия на читателя» (обещаю, что
больше никакой теории не будет).
Кажется, вот оно – нужное определение. Но там есть
закавыка, а именно: на КАКОГО читателя? Мы знаем, что читатели – это очень
пестрая публика (вспомните кривую Гаусса – а точнее, бесконечное множество
таких кривых, описывающих читательское отношение к каждому герою, событию и
самой мелкой детали в книге). И тут нам придется сделать одно допущение.
Давайте согласимся в том, что каждому хорошему
писателю, который хочет что-то сказать людям (а он же хочет, раз пишет),
удается сделать это так, чтобы его поняли– пускай не совсем одинаково, но все же более или менее адекватно. В конце
концов, почти всем нам жалко дурака Ленского и мало
кто из нас считает, что Отелло был совершенно прав. Иными словами, я предлагаю
оторвать хвосты всем кривым Гаусса, слепить из всего оставшегося усредненный
образ (более или менее) понимающего читателя и взять его за условный эталон. А
всех, кто остался в хвосте, я буду именовать фриками,
понимая под этим политкорректное сокращение слов
«фанат реально искаженных конструкций (ну или конструктов, если угодно)».
So far so good, как говорил Роальд Даль. Но
есть и еще одна трудность. Эталонные читатели для оригинала и его перевода тоже
разные! Ведь это носители разных языков и представители разных культур. Теперь
становится понятной оговорка, которую я сделал в первом посте: хороший перевод
возможен настолько, насколько люди разных культур способны понять друг друга.
По-моему, для носителей русского и английского это условие более или менее
выполняется. Насколько оно выполняется в других случаях – вопрос сложный, и
давайте пройдем сейчас мимо него.
Пока мы пришли к такому определению хорошего перевода:
это книга, которая действует на своего читателя так же, как оригинал – на
читателя оригинала. Остается разрешить еще одну проблему: сам переводчик по
своему восприятию оригинала может оказаться далеким от эталонного иноязычного
читателя (то есть тем самым фриком), и вместо того
чтобы передать нам впечатление, которого мы от него ждем, он передаст свое (да
еще не факт, что адекватно). С учетом этого предлагаю в наших целях считать перевод хорошим, если он удовлетворяет двум условиям:
1.
Переводчик – не фрик, то есть его прочтение оригинала не слишком
оригинально
2.
Переводчик сумел
передать нам свое впечатление от оригинала более или менее успешно, не
расплескав его в процессе работы.
Теперь у меня есть хорошая новость и плохая. Хорошая:
вероятность нарваться на переводчика-фрика довольно
низка. Плохая: обилием плохих переводов мы обязаны тому, что условие №2 чрезвычайно
трудновыполнимо. А от чего зависит его выполнение и как понять, выполнено оно
или нет, мы обсудим позже.
Может возникнуть еще такой вопрос: а почему бы не
считать хорошим перевод фрика для фриков?
Ведь все довольны. Но я буду считать такой перевод плохим, потому что есть еще
и автор – а он, как правило, все-таки не фрик. Если
бы на обложке таких переводов писали что-нибудь вроде «Оригинальное прочтение
Шекспира г.Пупкиным», то все было бы в порядке. Но
ведь не пишут же – и если читатель не фрик, он рискует
зря выбросить на такое произведение свои деньги. Случай же, когда фриками являются все трое (автор, переводчик и читатель), я
предлагаю вам рассмотреть самим в качестве домашнего задания.
3. РАСПРОСТРАНЕННЫЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ
Сначала присказка. И у меня в комментах,
и в других местах стали говорить, что рассуждать о хороших и плохих переводах
нынче неправильно, немодно и некорректно, поскольку определения меняются, наука
не стоит на месте и вообще у нас постмодернизм. Ну послушайте. Если к вам
придет кроха-сын или кроха-дочь и скажет: «Папа (или мама), сегодня в песочнице
Маша отняла у Пети совок, а Петя надел Маше ведро на голову – это хорошо?», вы
что, станете объяснять ему или ей, что не можете ответить, так как на дворе
постмодернизм и на этот счет существуют разные мнения (особенно у мам Пети и
Маши)? Сомневаюсь. Или другой пример: пациенту сделали операцию по удалению
прыщика на носу, и он умер. Может, его наследники и скажут, что операция
проведена хорошо, но мы-то с вами понимаем, что не очень!
Так вот. Я считаю, что переводы бывают плохие и
хорошие. И читатели имеют право на хорошие – то есть, насколько это возможно,
близкие к оригиналу. Но слишком часто получают плохие. Отличить хороший перевод
от плохого иногда бывает не так просто, как апельсин от авокадо или живого
человека от мертвого, но по сути разница примерно та же. И я хочу, чтобы
читатели не тратили деньги на всякую муру, а тогда, может, и издатели почешутся
и перестанут производить и продавать ее в таком количестве. (А тогда, в эту
пору чудесную, может, и нормальным переводчикам станут больше платить – то-то
мы заживем!)
Все, теперь буду рассказывать сказку, то есть
перечислять ходовые заблуждения и развеивать их (так, кажется, поступают с заблуждениями?).
1.
Для каждой книги в
принципе существует объективно правильный перевод, и чем ближе переводчик к
нему подберется, тем лучше.
Это не так. Перевод – всегда интерпретация, и с этим
нужно смириться. Разные переводы одной книги различаются, как разные постановки
одной пьесы или исполнения одной симфонии разными оркестрами. Но эти постановки
или исполнения могут быть хорошими, а могут быть и плохими.
2.
Перевод – задача
чисто техническая. Переведи все слова по порядку, слепи их вместе по правилам
русской грамматики, и все будет чики-пуки. А то
развели тут, понимаешь, антимонии. И вообще, скоро это будут делать машины.
Ну попробуйте сами – может, тогда поймете, что не так
все просто. Открою вам маленький секрет: переводчики переводят не слова, а
фразы. И чтобы придумать русскую фразу взамен иностранной, надо включить не
только мозги, но и душу, что бы это ни значило. Если же переводить слова,
получится ахинея – это многократно проверено. А машины научатся делать это
ровно тогда, когда они научатся писать романы (хорошие), и ни минутой раньше.
3.
Переводчик должен
быть бесстрастен и объективен. Как стекло.
Это все равно что требовать бесстрастности и
объективности от актера, играющего главного героя в эмоциональном спектакле. Да
что там главного – даже «кушать подано», и то нельзя сказать равнодушно (если
не хочешь, чтобы тебя уволили). Конечно, вы не обязаны любить до дрожи все, что
переводите, но поверьте, каждая книга говорит переводчику: let
me in, и если он ее в себя
не впустит и будет переводить остекленевши, у него выйдет мертвечина.
4.
Главное для переводчика
– хорошо знать иностранный язык (мне, кстати, много раз говорили: ну, ты же у
нас лингвист!)
Ничего подобного. Главное для переводчика – это а) быть
интеллектуально и эмоционально податливым (условно говоря, хорошим актером) и
б) владеть своим родным языком настолько хорошо, чтобы уметь писать на
нем по-разному.
И наконец, самое коварное заблуждение:
5.
Если перевод легко и
приятно читать, то он хороший.
Вы не представляете себе, каким далеким от оригинала
может быть гладкий перевод! Конечно, это вопрос личного выбора: если вам
нравятся такие переводы, никто не запретит вам их читать (да и зачем?), –
просто знайте, что автор, имя которого стоит на обложке, порой имеет к этим
книгам очень отдаленное отношение. Можно ли понять, что вам подсунули, если вы не
в силах заглянуть в оригинал? Мы об этом еще поговорим.
Бывают, наверное, и другие заблуждения, но я
перечислил те, что вспомнил. А, вот еще одно:
6.
Технический перевод
гораздо труднее художественного, потому что там надо еще и в предмете
разбираться, а тут и так все понятно.
Ну, тогда и всякие там пушкины
с толстыми – просто разгильдяи, которые плохо в школе математику учили. Иначе
стали бы колмогоровыми. Хотя технический перевод –
дело, конечно, очень трудное и уважаемое.
4. ЧЕГО МОЖНО И НУЖНО ТРЕБОВАТЬ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА, А ЧЕГО НЕЛЬЗЯ
Сегодня в центре нашего внимания переводчик – это
неизбежное зло, это узкое горлышко между сообщающимися сосудами оригинала и
перевода, это, так сказать, достающее звено между писателем и читателем. Что от
него требуется, чтобы оно не слишком достало?
Давайте сразу оставим в стороне личные качества этой
фигуры. Интересующихся этой темой отсылаю к своей давнишней статье
«Психологический портрет переводчика» в журнале «Мосты» (http://vsdzhabrailova.narod.ru/olderfiles/1/Most2.pdf , стр. 16). А для тех, кому лень читать ее всю, процитирую основной
вывод: «Итак, каким же представляется нам идеальный переводчик? Это человек,
обладающий врожденной грамотностью и знающий хотя бы один иностранный язык, но
не имеющий ярко выраженной индивидуальности; он ленив, умеренно алчен,
застенчив и неуверен в себе и вдобавок страдает легкой формой аутизма либо социопатии». Сейчас я добавил бы к этому еще одну черту:
способность к мимикрии. Но для простоты будем считать, что нам повезло и
переводчик интересующей нас книги обладает всеми необходимыми для этой работы
природными свойствами (а кроме того, не фрик в нашем
понимании этого слова). Что же от него нужно еще?
Во-первых, правильная установка. Под этим я понимаю
главным образом полное смирение перед создателем оригинала. Однажды на встрече
с читателями нам с коллегой (это был Голышев) задали очень странный вопрос: а
как вы поступаете, если не согласны с автором? Мы оба ужасно удивились. Дело в
том, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Ты не
только ходишь и говоришь, как автор, – ты думаешь и чувствуешь, как он. Что
должен делать актер, если он не согласен со своим персонажем? Да просто забыть
об этом до своего выхода на сцену. К этому я добавил бы еще абсолютную
серьезность – никакой постмодернистской иронии и тем более ёрничества.
Примерно так: если ты переводишь Генри Джеймса, надень цилиндр и возьми в руки
тросточку, если Джейн Остен – упакуйся в бальное платье и не прикалывайся над
тем, какой твердый у тебя лифчик. А за постмодернизм в переводе надо лишать
лицензии.
Во-вторых, переводчику не обойтись без основательной
профессиональной подготовки: ведь он должен не просто хорошо писать на родном
языке (о том, почему это так важно, поговорим в следующий раз), но и
воспроизводить на нем стиль автора. Конечно, по возможности – но в русском
языке для этого немало выразительных средств. Учтите еще, что делать это
переводчику приходится под гнетом чужого языка. Тут я нарисовал бы такую
картину: представьте себе, что вы стоите по шейку в воде и пытаетесь копировать
движения человека, которого видите на берегу (автора). Он что-то говорит,
смеется, жестикулирует, иногда пробежится туда-сюда. А вы… сами понимаете. Чтобы
успешно действовать в таких тяжелых условиях, мало врожденной грамотности,
умения притворяться и хорошего общего образования – профессионализм
приобретается только путем долгой и утомительной возни со словами и фразами
(русскими). Ну и с помощью хороших учителей, в роли которых частенько выступают
хорошие редакторы.
И наконец, нам нужно, чтобы переводчик подошел к своей
задаче ответственно, победил свою природную лень и сделал все, что в его силах,
для получения приличного результата.
Возможно, вы удивитесь: а почему я не говорю, что
переводчику надо очень хорошо знать иностранный язык? Даже очень-очень хорошо?
Конечно, иностранный язык знать надо, но, по-моему,
очень-очень хорошо – не обязательно. Достаточно просто хорошо – тогда придется
всего лишь немного дольше повозиться со словарями. И страну, в которой
происходит действие книги, знать надо, и то, о чем в книге идет речь, тоже надо
как следует изучить – но зачем писать о том, что ясно даже противотанковому
заграждению?
А чего нельзя
требовать от переводчика? В первую очередь –
того, чтобы он предоставил нам идеальный и единственно верный перевод, в
котором нас будет устраивать абсолютно все. Мы уже договорились, что у каждого
есть право понимать автора немножко по-своему.
Но главное, главное: никогда не требуйте от
переводчика худлита (и даже нон-фикшн) буквальной
точности! Там «почесал в затылке», а тут «потер подбородок», там
«незабудка», а тут «маргаритка», там есть слово big,
а тут я не нашел слова «большой», сколько ни искал, – оборвать переводчику
руки, выдернуть ноги (ну хотя бы одну)! Но все эти несоответствия могут
оказаться вполне обоснованными решениями. И это совсем не означает признания за
переводчиком права на фактические ошибки. Их, конечно, допускать не надо, но и
за пару ошибок на книгу не стоит приговаривать беднягу к вечному отлучению от
профессии: все мы иногда спотыкаемся, даже когда ходим на четвереньках. А чтобы
отличать фактические ошибки от сознательных (хотя, может, и не всегда удачных с
вашей точки зрения) решений, нужно некоторое знакомство с техникой
художественного перевода. Это огромная тема, и вдаваться в нее сейчас нет
возможности. На ютубе есть моя лекция прямо с таким
названием («Техника художественного перевода») – если интересно, можно ее посмотреть. А если уж совсем интересно, можно
и поучиться этому делу в разных форматах, варианты имеются.
Итак, прежде чем перейти к советам по оценке качества
перевода, нам осталось поговорить еще на одну, но очень важную тему:
5. ПОЧЕМУ ПЕРЕВОД ДОЛЖЕН БЫТЬ ХОРОШО НАПИСАН ПО-РУССКИ И ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ
В истории перевода были люди, не согласные с этим
правилом, – в частности, пресловутые буквалисты, которым мы обязаны наполовину
испорченным Диккенсом. Они считали, что близость к подстрочнику позволяет
читателю проникнуться иностранным духом (то есть верность букве позволяет
сохранить дух – любопытно, правда?), а это важно. Но если считать целью
переводчика создание книги, аналогичной оригиналу по своему действию (хочется
назвать это принципом наибольшего действия, в пику гамильтоновскому
в физике), то становится ясно, что влияние чужого языка на перевод не должно
быть заметным: ведь читатели оригинала употребляют его на своем родном языке. И у нас в
стране небуквалистский подход, в общем победил; именно благодаря ему мы имеем
немало очень качественных переводов иностранной классики.
Итак, сойдемся на том, что перевод должен читаться как
хорошая книга, изначально написанная по-русски. Это значит, что, во-первых,
сквозь него не должна просвечивать чужеродная грамматика (ее следы в плохих
переводах хорошо различимы, и мы скоро об этом поговорим), а во-вторых, он
должен представлять собой образец хорошей русской прозы. Что это такое?
Давайте обратимся за примером к нашим отечественным
писателям, в первую очередь классикам. Кого из них можно взять за эталон в
смысле качества языка, да и существует ли он вообще, этот эталон – что-то вроде
BBC Russian? Кто из классиков писал безупречно?
Чрезвычайно чисто (чище, чем четыре черненьких чумазеньких
чертенка) – Чехов. Но даже он позволял себе «две больших светлых комнаты», а уж
об остальных и говорить нечего. Блестящий Бунин, и тот порой грешил «вольными»
деепричастиями на французский манер. Далеко не безупречен и Николай Васильич, и Федор Михалыч с его
круглым столом овальной формы. А уж когда Лев Николаич
пишет, как старая псина «почмокала, лучше уложив около старых зуб липкие губы»,
и вовсе вспоминаешь анекдот про немца, который выбирал правильный вариант среди
«у рыб нет зуб», «у рыбов нет зубов» и «у рыбей нет зубей».
Это может служить лишним аргументом в пользу того, что
и переводчика не надо казнить за одну-две ошибки. Но вообще-то переводчик не
может (сознательно) позволить себе то, что позволяли классики. И пример с них
он должен брать в другом, а именно, вот в чем: каждый из них писал ярко и
своеобразно, и у каждого есть свой неповторимый стиль. Надо ли говорить,
что он есть и у каждого хорошего иностранного писателя? Выходит, что от
переводчика требуется повторить неповторимое…
Итак, пока идеальный в нашем понимании перевод
выглядит так: это факт русской культуры (то есть книга, хорошо вписывающаяся в
нашу литературную традицию, – это совсем не исключает необычности и даже экспериментальности), язык его достаточно правилен, но не
безлик, а интересен и своеобразен.
Но тут придется сделать одну поправку. С
сожалению, переводчику доступны не все выразительные средства родного
языка, и связано это с особенностями создаваемого им продукта. Беда в том,
что перевод – парадоксальная вещь: это история о людях, живущих в чужой стране,
но при этом почему-то говорящих и думающих по-русски! Мир, в котором
оказывается читатель перевода, не назовешь даже параллельной вселенной, потому
что ни в одной параллельной вселенной не может быть страны, чьи жители говорят
на чужом для них языке. И чтобы читатель не отвлекаясь следил за историей,
которую рассказывает ему переводчик, он должен пойти на одну уступку – Кольридж
называл ее suspense of disbelief. Подобно театральному или кинозрителю, он должен
забыть об условности повествования и смириться с тем, что иностранцы думают и
говорят как его соотечественники.
Но этот негласный уговор с переводчиком читатель готов
соблюдать только до известного предела. Если герой родом из Кентукки скажет
приятелю: «Тоже мне, моряк – с печки бряк» или «Ну что, братуха,
хлопнем еще по рюмашке на посошок?», читатель вздрогнет и потеряет веру в
реальность происходящего, а переводчик не имеет права это допустить. Так же
опасно, к примеру, коверкать в прямой речи героев орфографию, что иногда
позволяют себе нативные писатели на любом языке. И
эти ограничения заставляют переводчика еще ответственнее подходить к выбору
красок с доступной ему палитры – ведь слишком уж обесцвечивать оригинал тоже не
годится.
6. ЧТО МОЖНО СКАЗАТЬ О ПЕРЕВОДЕ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ЧИТАЛИ ОРИГИНАЛ (I)
Я должен сделать одно признание. В начале, давая
определение хорошего перевода, я намеренно занизил планку. Так что многие мои
коллеги, сразу сказавшие, что хороший перевод – вещь неопределимая, конечно,
отчасти правы. Даже если переводчик не фрик и при
этом владеет необходимыми профессиональными навыками, остается еще выяснить,
насколько точно он воспроизвел стиль автора, не упустил ли чего-нибудь важного
и не добавил ли чего-нибудь такого же важного, но своего. Иначе говоря, я
предложил отрубить всем кривым Гаусса, по которым размазаны читатели (и в том
числе переводчики), самые кончики хвостов (они бесконечные, но вы понимаете, о
чем я), а по-хорошему надо было бы отрубить им хвосты по самые уши. В идеальном
случае переводчик должен быть (или уметь притвориться) тем самым идеальным
читателем, которого хотел бы иметь каждый автор, – по сути, его двойником с тем
же отношением к миру, понимающим его с полуслова. Но пока нам стоит проявить
снисходительность. О том, хорош ли Фолкнер в переводе Кистяковского,
Сэлинджер в переводе Райт-Ковалевой или Вудхаус в
переводе Бернштейн, можно (и очень интересно) спорить. Но в нашем разговоре все
эти и многие другие переводы будут считаться определенно хорошими, потому что
советские переводы классики (небуквалистские), как правило, выполнены не хуже
чем на твердую четверку с минусом.
А сейчас нам, знаете ли, не до жиру. Если оценивать
современные переводы по пятибалльной шкале, самыми ходовыми отметками будут
трояк, три с минусом, два с плюсом (чудесная отметка, которую Голышев поставил
как-то одному нашему курсисту за вступительное задание), пара без плюса и кол, желательно
осиновый. Впрочем, не надо осиновый – это я загнул. Или перегнул… В конце
концов, переводчики, вроде того пианиста, играют как умеют. И больше всего
виноваты не они.
А знаете кто? Вы. Ведь вы же это покупаете. И
издатели, разумеется, с удовольствием продают. Даже тут, в комментах
к этим постам, снова высказывалось мнение, что переводить худлит
может любой, кто хорошо знает иностранный язык и имеет приличное образование.
Но это так же странно, как объявлять писателями всех, кто научился печатать
десятью пальцами. Умеешь стучать по клаве? Ну,
настучи нам бестселлер.
И даже те, кто не разделяет этого мнения, часто
покупают плохие переводы любимого автора, потому что других-то нет! Но плакать
и грызть кактус – не лучшая тактика (как порой пишут в переводах, плохая идея).
Все равно вместо кайфа (ну пускай вместе с кайфом) вы получаете солидную порцию
раздражения. Так стоит ли игра свеч? Не лучше ли сто раз перечитать «Незнайку
на Луне» или «Преступление и наказание», чем купить сто новых книг в плохих
переводах? Или, как многие советуют, выучить иностранный язык – а то и все
языки сразу, чего мелочиться, – и читать книги только в оригинале…
Но уж что точно можно сделать – это заглянуть в книгу,
прежде чем ее покупать. Часто ли вы после этого ставили ее обратно на полку?
По-моему, просвещенный – или, извините за выражение, продвинутый – читатель
должен поступать так не меньше чем в пятидесяти процентах случаев. А лучше в
семидесяти. Это и впрямь будет ударом по ахиллесовой пятке недобросовестных
издателей, которая у них в силу особенностей анатомии находится в кармане. И
тогда, может быть, начнутся перемены к лучшему…
Но я что-то разбрюзжался, простите. Перейдем к
разговору об оценке качества
перевода и начнем его с
общих рекомендаций.
1.
Будьте непредвзятым.
Не верьте в авторитеты – в смысле: это хороший переводчик, он же перевел сто
пятьдесят книг! Да хоть миллион.
2.
Вообще никому не
верьте – ни друзьям, ни критикам, ни жене, ни мужу, ни маме с папой, ни богу,
ни черту. Только себе, и то с оглядкой.
3.
Не кидайтесь сразу
покупать новинку, о которой все говорят. Ну вот представьте себе, что у вас
маленькая нефтяная компания и вы пришли на «Сотбис»
за очередным Дали или Кабаковым. На стене висят
картины, под ними крупным шрифтом – имена художников и впечатляющая стартовая
цена. А на обороте, маленькими буковками: Пупкин или Шмупкин. Что это такое? – спрашиваете вы (если догадались
туда заглянуть). А это, отвечают вам, фамилия копииста. То-то картины такие
странные – не поймешь, Дали или Кабаков!
4.
Чтобы оценить
качество перевода, достаточно прочесть одну-две страницы. Но прочесть их вы
должны особенным образом – очень внимательно, вглядываясь в каждую фразу. Это
как с теми же картинами: обычно мы любуемся ими, не подходя к ним вплотную, да
еще с лупой. А если бы подошли, увидели бы много интересного – например, что
грустная Аленушка страшна как смертный грех. Так вот,
если вы обнаружите, что текст плох, так сказать, в микромасштабе,
можете даже не надеяться, что переводчику удалось каким-то волшебным образом
все же сохранить самые ценные черты оригинала. Ставьте книгу на полочку и
уходите с богом.
5.
Надо научиться
объяснять свои ощущения хотя бы себе. Мало сказать: «Мне это не нравится». Надо
понять, почему. У переводчика есть презумпция невиновности – и если объяснение
покажется неубедительным даже вам самому, обвинение с него должно быть снято.
Теперь конкретнее. Все минусы перевода можно условно разделить на две группы:
1.
Явные следы чужого
языка
2.
Признаки плохой прозы
(ППП).
Между ними есть размытая область, которую мы для
удобства отнесем ко второй группе, а пока что рассмотрим только первую. К ней я
отнес бы:
1.
Прямые кальки, как
отдельных слов («Еще в школе он был очень популярен»), так и выражений («Он
наконец сделал это» или «Я так не думаю» вместо «По-моему, нет»); если говорить
об английском, который неплохо знают многие, эти кальки легко различимы;
2.
так называемые
«синтаксические кальки»: неестественный порядок слов, скопированный с жесткого английского,
или фразы вроде «Он был достаточно умен, чтобы не слишком обидеться» или «Когда
Джордж вошел в комнату, он сразу подбежал к окну»;
3.
и странное
словоупотребление. К примеру, недавно мне попалась в одном переводе
замечательная фраза: «Мистер Вашингтон споткнулся и невольно выронил
ругательство». Во-первых, не выронил, а обронил. А во-вторых, и это не
подходит: по-русски ругательства почему-то не роняют (замечания – пожалуйста).
Даже если человек попадет себе по пальцу молотком, максимум что он может
обронить – это молоток. Ругательство у него при этом вырвется. А в сочетании со
«споткнулся» все выглядит еще смешнее…
Неправильное словоупотребление – сущая беда плохих
переводов, и возникает оно оттого, что люди переводят не фразами, а словами. Но слова в каждом языке сочетаются привычным для него образом, и
механически перенесенные в чужой язык словосочетания часто выглядят дико.
Есть еще множество особенностей чужого языка, имеющих
свойство проникать в перевод и заметных опытному глазу (наши студенты и
курсисты хорошо это знают), но названные – самые заметные, и для первичной
оценки качества перевода их вполне хватит. На этом я предлагаю пока поставить
точку (ну или запятую).
6. ЧТО МОЖНО СКАЗАТЬ О ПЕРЕВОДЕ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ЧИТАЛИ ОРИГИНАЛ (II)
Можно ли найти ли что-нибудь общее у всех хороших
писателей, если не брать в расчет то, о чем они пишут? В отношении владения
родным языком авторы хороших книг тоже подчиняются вездесущему распределению по
кривой Гаусса – от тех, кто пишет довольно бледно и даже неуклюже (зато мысли у
них умные и/или сюжет захватывающий), до откровенных экспериментаторов, гораздо
больше увлеченных формой, чем содержанием. Но мы, как обычно, сосредоточимся в
первую очередь на золотой середине – на людях, которые рассказывают нам что-то
важное и интересное качественным литературным языком. Есть ли что-то общее у
них?
Во-первых, их объединяет хорошее языковое чутье. Эти люди «нутром
чуют», что значит писать красиво, хотя делают это совершенно по-разному.
Во-вторых, они упорно работают над
своими текстами. Бывают среди них и
импровизаторы вроде О.Генри, но такие уникумы встречаются редко. Обычный
писатель – трудяга, переписывающий и редактирующий свои сочинения не жалея сил.
В итоге получается продукт, который не стыдно предъявить читателю.
Два кита, на которых стоит литературный текст, – это
лексика и синтаксис. В одном хвосте
«лексической» кривой Гаусса находятся писатели, пользующиеся относительно
ограниченным набором довольно простых слов (условно говоря, хемингуэевского
типа) – благодаря такой сдержанности их тексты создают впечатление особой
доверительности или прямоты. В другом ее хвосте – любители пощеголять
выразительными или экзотическими словами. Горб кривой занимают середняки,
которые выбирают не самые употребимые слова и словосочетания,
чтобы читатели не соскучились, но при этом не стремятся ошеломить их своей
эрудицией и оригинальностью. Чаще всего и переводчику приходится действовать в
этом среднем диапазоне.
Что же касается синтаксиса, то одни авторы питают
больше симпатии к относительно коротким и ясным фразам, а другие – к
громоздким, иногда нарочито усложненным. Большинство и здесь держится середины,
но почти у всех хороших писателей едва ли не каждая фраза эстетически
привлекательна. Хорошая фраза устойчива, как табуретка, хотя выглядит при этом
иногда как чиппендейловское кресло, а то и вовсе как
трон Людовика XIV. Сколько бы ни было в ней виньеток и лакировки, под ними все
равно есть надежный остов, крепко свинченный знаками препинания. В ней нет
ничего лишнего не в том смысле, что она ободрана до костей и передает только
голую информацию, а в том, что из нее убрано всё, попавшее туда случайно и не
нужное автору (а значит, и читателю). Правда, мебель всегда стоит на месте
(если ею не кидаются), а фразы порой текут и даже летят, но таковы парадоксы
литературы.
Теперь, исходя из всего этого, попробуем перечислить
те признаки плохой прозы, которые должны настораживать нас при первом же внимательном прочтении
даже маленького кусочка текста.
1.
Стилистический
разнобой.
Текст не выглядит цельным и убедительным, если в нем
сталкиваются слова, плохо сочетающиеся друг с другом: например, герой говорит
на жаргоне, смешанном из блатного и студенческого, или поэтическая лексика
смешивается с просторечиями (только не надо возражать, что иногда так делают
намеренно – я это и сам знаю, но ясно же, что сейчас речь идет не об этих
особых случаях). Чтобы понять, все ли в порядке в этом отношении, посмотрите на
самые выразительные слова на странице – попадают они в один языковой регистр
или надерганы из разных?
2.
Шаткий
синтаксис.
Выберите фразу подлиннее и прооперируйте, то есть
препарируйте, ее, как лягушку. Изучите ее синтаксический скелет: где подлежащее
и сказуемое, где однородные члены, как устроены подчинения, если она
сложноподчиненная. Очень хорошая лакмусовая бумажка – деепричастия и
деепричастные обороты. Они не должны быть разбросаны по фразе хаотически, если
их несколько, а действия, обозначенные деепричастиями, должны находиться в
правильном логическом отношении к действиям, выраженным глаголами (не должно
быть фраз вроде «Метеорит пробил крышу, упав на пол»). Очень важен ритм -
читать и произносить про себя хорошую фразу всегда приятно.
3.
Выбор отдельных слов
порой кажется неудачным (слишком
стандартные или слишком редкие), а их сочетания – до нелепости странными.
Чтобы избежать этого, переводчик должен проявлять
особенное чутье. Дело в том, что хорошие писатели часто пишут необычно – но как
отличить по-хорошему оригинальное от корявого и неумелого? Я могу сказать
только, что эта разница почему-то чувствуется довольно отчетливо. Если мы
читаем Бабеля или Платонова, нам же понятно, что их нестандартность объясняется
вовсе не косноязычием. То же самое относится и к писателям-иностранцам –
переводчик должен ощущать степень необычности их прозы и стараться адекватно
передать ее на русском.
4.
И наконец, обилие мусора – того, что
никому не нужно и оказалось (или осталось) в тексте по недосмотру.
Сюда можно отнести ненамеренные повторы слов или
однокоренные слова, двусмысленности, сбивающие с толку ассоциации, случайные
созвучия, неудобопроизносимые кластеры из букв и т.д.
Выше я говорил еще о размытой области между двумя
группами недостатков перевода. Это отсутствие в нем тех чисто языковых
особенностей, которых нет в языке оригинала. Ради экономии приведу только один
пример: суффиксы. Если boy превращается в переводе
только и исключительно в мальчика и ни разу – в мальчишку, мальчонку, мальца
или мальчугана, это неважный перевод. Переводчик должен уметь пользоваться даже
теми языковыми средствами, о которых оригинал ему никогда не напомнит.
И в заключение: хороший перевод должен сразу, с первых же строчек, втягивать читателя в
свою атмосферу, захватывать его
внимание, как хорошая музыка, – и в музыке этой не должны звучать фальшивые
ноты.
Надо признаться, что я уже порядком выдохся, но
осталось уже немного – а именно, рассказать
7. КАК СРАВНИВАТЬ ПЕРЕВОД С ОРИГИНАЛОМ
Казалось бы, эту тему можно и не поднимать: ведь даже
если вести речь о переводах с самого ходового в мире английского, многие ли
полезут в оригинал что-то там сличать и анализировать, если перевод хорошо
читается? А если он не прошел проверку, о которой мы говорили в предыдущих
постах, оригинал тем более не нужен. Да еще и пойди его найди, этот оригинал! И
язык знать надо – а если это не английский, а какой-нибудь венгерский, что
тогда?
Тогда – вынужден сказать эту неприятную вещь – мы
никогда не узнаем, насколько в действительности хорош перевод. Категорически
нельзя выносить переводу положительную оценку, если вы внимательнейшим образом не сравнили с оригиналом хотя бы
его страничку-другую. Можно только сказать уклончиво: перевод выглядит неплохо
или читается хорошо. Но то, в какой степени он передает своеобразие автора,
останется загадкой.
Если что и можно поставить в упрек капитальной
советской школе перевода, так это (впрочем, не так уж явно декларируемый)
примат русского языка над автором. Оно и понятно: тогдашние переводчики ощущали
себя в какой-то мере хранителями традиции, наследниками нашей великой
литературы XIX века. Но при всем уважении к этой исторической миссии жаль, что
порой вместе с мутной водицей иноязычного влияния они выплескивали и ребеночка
по имени Стиль, похожего на своего папу-автора как две капли воды.
Пытаясь рассуждать о том, как не исказить в переводе
физиономию автора, мы не то что ступаем на тонкий лед – здесь нас окружают
сплошные торосы, на колесах и без. Явные особенности стиля (авторской лексики,
характерного построения фраз), конечно, передать можно, однако чертик по
любимой своей привычке прячется в оттенках – и тут очень многое зависит не
столько от профессионального мастерства переводчика, сколько от его чутья и
врожденных актерских способностей. Ну ладно – туману я, похоже, напустил
достаточно, а теперь попробую все же сказать что-нибудь конкретное.
Допустим, вы такой дотошный (или сейчас уже надо
писать: такая дотошная? оно и правильней), что хотите, как Борис Леонидович,
дойти до самой сути. Возьмите оригинал. Сначала прочтите пару страниц, так
сказать, запоем, не останавливаясь на технических подробностях. Вслушайтесь в
музыку. И попытайтесь понять, что это за человек – автор. Мрачный он или
жизнерадостный? Беззлобный или язвительный? Простодушный или кичится ли своей
образованностью? Или, может быть, простодушно ею кичится? Ради чего он пишет –
просто резвится, или делает карьеру, или у него душа болит?
И что, скажете вы, неужели все это можно выудить из
нескольких страничек?
Ага. Вернее, так: обычно да. Это и еще многое другое.
Когда де Бюффон ляпнул, что стиль – это человек (впрочем, совсем по другому
поводу), он и не догадывался, что изрек самую важную истину для нас,
переводчиков, а вовсе не для естество, дай им бог здоровья, испытателей.
Ну а после этой, главной, процедуры можно уже и
всмотреться в текст попристальней. Как автор строит фразы? А как собирает их в
абзацы? Любит ли риторические фигуры (Диккенс, к примеру, обожал)? Или
необычные метафоры? Как выбирает слова? Насколько тщательно вычищает из своей
прозы мусор – готов ли, скажем, повторить на одной странице одно и то же (пусть
не самое редкое, но заметное) слово два или даже три раза? А может, он (что
часто бывает) вообще притворяется кем-то другим – тогда какими именно штрихами
автор рисует для нас портрет этого рассказчика?
И все это (ну, по возможности) должен перенести в свой
текст переводчик. А вы – проверить, хорошо ли ему это удалось. И уж тогда
вынести – не приговор, а, скажем помягче, свое суждение о переводе. А чтобы оно
было все-таки не очень субъективным, вы и сами должны быть основательно
подкованы по литературной части. Но это дело наживное.
8. ИТОГИ
Дорогие все,
эти девять постов одного месяца (даже полумесяца)
оказались трудным предприятием. Я очень опасаюсь, что разочаровал почтенную
публику: слишком уж многое сказано чересчур расплывчато, недосказано или не
сказано вовсе. При этом я все равно устал так, как будто перевел целую книжку,
и в голову лезет разная дребедень вроде: «Что с вами, Уотсон? Вы высохли, как
щепка, и пожелтели, как лимон!» Герои круто сваренных детективов обязательно
шутят, когда гангстеры приковывают их наручниками к батарее и ставят рядом
бомбу с часовым механизмом, заведенным на одну минуту, но мне кажется, что
сейчас я не смог бы пошутить даже в такой максимально располагающей к юмору
обстановке…
Но я опять валяю дурака
вместо того, чтобы заниматься делом. Фейсбук, что ли,
провоцирует? Давайте все-таки подведем итоги.
Итак, плохой перевод при некотором навыке часто удается
распознать и без помощи оригинала. Ведь плохой
перевод – это чаще всего просто-напросто плохая проза с непереваренными
ошметками чужой грамматики. В более сложных
случаях без оригинала обойтись нельзя, а если мы не знаем нужного иностранного
языка, качество перевода нам достоверно не оценить. Вот например, знакомая
переводчица с французского говорила мне, что у Дюма-папаши какой-то невероятно
легкий, танцующий, искрящийся слог. И мне очень жаль, что я никогда не
почувствую этой красоты сам, потому что моего французского хватает только на
то, чтобы ругаться нехорошими словами, которые я потом стараюсь выдать за
французские. Но что делать! Тут нам остается разве что поверить кому-то на
слово. Я призывал этого не делать, но теперь поправлюсь: если эксперт (ох, это
ужасное слово!) сумел заслужить ваше доверие – если его доводы выглядят
убедительными и тем более если какие-то ваши оценки и мнения несколько раз
совпали, - верьте ему, только помните, что и он может обмануть или обмануться.
Ах, как зависим мы от переводчиков! Если кушать плохую
колбасу, в сосудах образуются бляшки, и от этого можно даже умереть. Мне
представляется (чудится, мерещится), что от плохих переводов в мозгу тоже
образуются бляшки, из-за которых люди становятся угрюмыми, раздражительными и раньше
положенного срока впадают в маразм. Так что духовную пищу стоит выбирать не
менее придирчиво, чем обычную.
Но переводчики, конечно, тоже люди (во всяком случае,
пока). Я вовсе не разделяю мнения, что перевести Шекспира способен только
другой Шекспир. По-моему, это ерунда. Шекспиром можешь ты не быть, но
адекватным быть обязан.
Еще кое-что по поводу переводческих трактовок.
Некоторые считают, что сейчас, в двадцать первом веке, нас окружает сплошной
гипертекст и матрица смыслов и мы настолько заврались и зарапортовались, что
даже сказку про трех поросят каждый понимает исключительно по-своему. Но я
верю, что не такие уж мы и разные и не так уж мы изменились со времени она. Еще
первобытные люди сидели у костра и развесив уши слушали, как озверевший мамонт
полез за бедным охотником на дерево, – и Марк Твен рассказывал нашим
прадедушкам ту же историю, только мамонта в ней заменил бизон. А мир, который
нам навязывают, мне не нравится (почитайте стихотворение Одена
After Reading a Child’s Guide
to Modern Physics, там все написано). Мне нравится мир, где писатель
хочет не заморочить тебе голову, а поделиться с тобой чем-то важным. И ты
сидишь такой сдержанный или такая задумчивая и читаешь это дело. И все
понимаешь правильно – благодаря тому, что все понял правильно переводчик.
Так не дадим же плохим переводам испортить нам это
удовольствие! Пусть электрические импульсы в нашем мозгу дружно и весело
перепрыгивают с аксонов на дендриты! Пусть наша жизнь будет долгой, счастливой
и не омраченной ранним маразмом! Пусть кривая Гаусса норовит исхлестать нас
своими хвостами – мы и в тридцать первом веке будем сидеть в ее уютной юрте
вокруг центрального костра и затаив дыхание слушать, как за несчастным
рассказчиком полез на дерево компьютер. Если, конечно, на Земле еще останутся
деревья, а вокруг костра не будут сидеть компьютеры…
А о чем они тогда
будут друг другу рассказывать, можно прочитать в книжках. Думаю, там про это
уже написано.